КТО ЕСТЬ КТО В КАЗАХСТАНЕ
Данияр Ашимбаев

ПубликацииК читателям!Об автореО КазахстанеКниги

  

Обвинять кого-то в том, что казахский язык притеснялся, глупо
Кенже Татиля, camonitor.com, 29 июня

Мы продолжаем серию публикаций по "казахскому вопросу". Наш сегодняшний собеседник – главный редактор биографической энциклопедии "Кто есть кто в Казахстане" Данияр Ашимбаев – является в некотором роде одним из главных раздражителей именно в этой плоскости. Поэтому беседа с ним построена по принципу от "личного к общественному". В нашем представлении, его жизненная философия и особенно ее восприятие другими как нельзя лучше иллюстрируют сложную гамму внутриказахских отношений.

Не благодаря, а вопреки
– Ваши оппоненты из национал-патриотического лагеря не упускают возможности попенять вам за то, что вы не знаете казахского языка. А вот действительно, почему вы его не знаете? Это стечение обстоятельств или что-то другое? И вообще, определите роль и место казахского языка в современной жизни…
– Во-первых, тут дело в уровне преподавания казахского в той школе, где я учился. Нам его преподавали-совмещали физрук, химик, математик и снова физрук. Поэтому, кроме заучивания числительных, как-то ничего другого не отложилось. Языковая среда, в которой я рос, была русскоязычной. Каких-то предпосылок для овладения языком достаточно длительное время элементарно не было. Сейчас вопросы иногда возникают, но когда я работаю с архивными документами или биографиями, то с помощью словаря я справляюсь самостоятельно. Что касается разговорной речи, то среда, в которой я общаюсь, преимущественно русскоязычная. В силу возможностей я язык изучаю, но фетиша из этого делать не собираюсь. В той мере, в которой мне нужно, язык я понимаю.
– И никаких комплексов по этому поводу не испытываете?
– То, что я не читаю казахскую прессу или какие-то казахские источники, объясняется просто – для меня нет в этом необходимости. Хотя бы потому, что уровень информации в казахской прессе мне не очень интересен. Моего сегодняшнего словарного запаса вполне хватает для работы в архивах и с энциклопедиями.
Конечно, плохо, что я не владею языком. Но, с другой стороны, я не ставлю себе программу-минимум выучить его, скажем, в течение года или еще какого срока. Я его изучаю по мере возможности.
Теперь что касается второй части вашего вопроса. Если взять чистую статистику, то сфера применения казахского языка растет. Вопли национал-патриотов об ущемлении языка надуманны. По сути такой проблемы нет. Разве не заметно, что с каждым годом сфера применения казахского языка увеличивается? Если сравнивать с первой половиной 1990-х, когда эта проблема действительно существовала, то прогресс виден невооруженным глазом.
В то же время есть две серьезные проблемы. Первая – неэффективность практически всех государственных программ по развитию казахского языка. Мы знаем, что некоторые бывшие руководители, отвечавшие за этот участок работы, находятся в розыске. С завидной регулярностью случаются скандалы, связанные с хищениями и злоупотреблениями именно в этой сфере. Вообще все наши госпрограммы, и не только касающиеся языка, приносят больше вреда, чем пользы.
Вторая проблема заключается в том, что наше языковедческое сообщество – среда достаточно специфическая. Даже по архивным документам видно, что, начиная с 20-х годов прошлого века, филологи и лингвисты постоянно находились на передовой идеологической борьбы. В этой среде уровень внутренних конфликтов, доносов, взаимных оскорблений был намного выше, чем в какой-либо другой сфере. "Наезды" в прессе, письма в ЦК, жалобы друг на друга, взаимные обвинения в национализме, в некомпетентности были обычной практикой. Например, когда стоял вопрос о переходе казахского языка с латиницы на кириллицу, один из ученых накатал "телегу" на всех остальных, требуя чуть ли не расстрела своих оппонентов. Хотя речь шла всего-навсего о выработке специфических букв. Но даже в этом вопросе филологическое сообщество найти общий язык было не в состоянии. В итоге вместо выработки контента в базовых направлениях развития языка создавались какие-то искусственные конструкции. При этом напрочь отсутствовал глубокий анализ тех задач и проблем (а также накопленного опыта и сленга), которые в языковой сфере существовали и существуют.
Язык развивается, но по сути как бы вопреки политике государства и усилиям тех ученых и специалистов, которые по идее должны были бы заниматься активной проработкой его проблем. Можно апеллировать к слабому уровню преподавания, слабым учебникам, но язык продолжает развиваться сам по себе в двух плоскостях. В естественной – в соответствии с объективной логикой изменения демографической ситуации. И в искусственной, в которой государство пытается создать не то ориентиры, не то направления работы. Но все они упираются обычно в хищение бюджетных средств и в общую неэффективность любой государственной программы. Поэтому говорить о том, каким будет положение казахского языка через 10-20 лет, очень сложно. Тут сказывается еще и наш менталитет, который направлен на заимствование наиболее выгодных и удобных форм развития. Например, в вопросах религии казахами была выработана наиболее мягкая форма ислама, которая не требовала жесткой регламентации. То же самое касается и цивилизационного выбора, который выражается в ориентации казахов на российское культурное и образовательное поле. Но ведь это тоже далеко не случайно. Очевидно же, что мы не вписывались в китайский формат. Среднеазиатское направление тоже во многом вступало в противоречие с нашими привычками. Российское же влияние на Казахстан – в образовании, культуре, промышленности, градостроительстве, инфраструктуре – более чем очевидно. Если называть вещи своими именами, то от симбиоза с Россией Казахстан получил намного больше, чем от других. Поэтому русский язык играет ту роль, которую, допустим, английский язык при всем нашем стремлении к трехязычию играть не будет. То есть, через русский язык мы получаем доступ не только к российскому, но и к мировому культурному и научному наследию. Это фактор развития нашей цивилизации. И отрицать его было бы бессмысленно.
Казахский сегодня играет роль скорее бытового языка. Это язык личного общения, регулятора семейных вопросов, то есть, он для внутреннего потребления. Получается так, что, став государственным, казахский язык не становится официально-деловым. Эта роль пока сохраняется за русским. Складывается такое своеобразное двуязычие, при котором оба языка находятся в некоем удачном симбиозе. Человек в семье, с друзьями может спокойно разговаривать на казахском, а, находясь на работе, занимаясь бизнесом или политикой, решая юридические вопросы, он столь же спокойно переходит на русский. Практически в любой точке Казахстана почти каждый гражданин легко переходит с одного языка на другой. То есть каждый язык выполняет свою коммуникативную роль.

Исторические "простыни"
– Трудно не согласиться с вашим тезисом, что все эти стенания-причитания о загнанности казахского языка на самом деле мало соответствуют действительности. Тем не менее, регулярно появляются всякого рода манифесты и обращения, инициаторы которых явно пытаются "подогреть" тему. Чем можно объяснить этот столь очевидный парадокс? И где лежат корни неуверенности в конкурентности казахского языка?
– Да, парадокс есть. Но проблема в том, что эта тема существовала практически всегда. Если судить по газетно-архивным материалам, то вопрос о развитии казахского языка стоял перманентно, начиная с 1920-х. И с тех пор он был предметом дискуссий. За это время была принята куча всяких постановлений, документов, языковых программ. В 1930-е ставился вопрос о том, чтобы все высшие чиновники, независимо от национальности, владели казахским языком хотя бы на бытовом уровне. И сейчас обвинять кого-то в том, что язык притеснялся, глупо. Когда читаешь документы той поры, иногда возникает ощущение, что руководители-славяне чуть ли не насильно пытались заставить руководителей-казахов изучать их родной язык. То есть, не надо видеть здесь чьи-то происки – это был объективный процесс.
Вопрос даже не столько в конкурентоспособности языка. Ведь все дискуссии по поводу казахского языка ведутся исключительно на русском. Разве это отчасти не свидетельствует о том, что казахская пресса в этом плане серьезного влияния на умонастроения не оказывает? Но зато при этом огромные материалы-"простыни" отводятся исторической тематике: ханам, батырам, биям, традициям, культуре. В общем, многословные рассуждения.
– А что плохого в такой тематике?..
– Я не говорю, что это плохо. Просто хотелось бы обратить внимание на то, что казахскоязычная пресса и русскоязычная пресса в этом плане достаточно серьезно разнятся. Первая находится в неком свободном парении, упиваясь собственными рассуждениями, но при этом не обременяя себя поиском практического решения проблемных вопросов. Проблема как бы созерцается, а не решается. Пути практического ее решения как-то ускользают за всем этим полемическим многословием. Всегда была, есть и будет прослойка людей, которые занимаются защитой исконных ценностей, в том числе и языком. У нас всегда была высока доля гуманитариев на душу населения – писателей, журналистов, филологов, историков. А есть еще так называемые "общественные деятели", люди без определенного рода занятий. Практическое участие этой публики в развитии государства и общества как-то не ощущается. Но зато эти люди ощущают себя некой коллективной "совестью нации".
– Если я вас правильно понял, вы имеет в виду, что у нас развелось много "говорунов"?
– Они были, есть и будут. Но не в них проблема. Проблема в другом – у нас мало технократов – инженеров, мастеров-производственников, физиков, химиков, ядерщиков и так далее.
– У нас мало людей, умеющих приносить практическую пользу?
– Наверное, можно сказать и так. В этой проблеме есть две составляющие. С одной стороны, эти люди создали некий идеализированный образ замечательного и доброго казаха: высокоразвитого духовно, порядочного, добросовестного. То есть образ, который существует разве что в детской литературе, но при этом не выдерживает никакого сравнения с практикой. И вся картина мира старательно подгонялась под этот образ. Это, наверное, было бы смешно, если бы не огромное количество людей, которые вечно занимались тем, что рассказывали друг другу и учили нас, как надо правильно жить, как надо правильно любить Родину, писать правильные книги, выступать с правильными идеями. Но понятно же, что идеальных народов в природе не существует.

В вечном поиске виновных
– С некоторых пор в национал-патриотической тусовке стал отчетливо проявляться новый тренд – оголтелый антисоветизм. В принципе, в этом не было бы ничего необычного, если бы не одно "но" – за окном 2012 год, и идет уже третье десятилетие с момента распада СССР. Что вы думаете по этому поводу? Не является ли это свидетельством отсутствия креатива у сегодняшних идеологов концепции сугубо казахской государственности?
– Склонность к отрицанию советского наследия стала проявляться не сегодня. Здесь есть позиция двух генераций наших граждан. Представители старшей, успевшие посидеть на достаточно высоких постах в советскую эпоху, рассуждая о недавнем прошлом, очень аккуратно игнорируют вопросы социально-экономического развития. Такова некоторая особенность размышлений наших нацпатов на исторические темы. Они концентрируются на культурном, духовном и языковом аспектах. Хотя более чем очевидно, что Казахстан за годы советской власти из, скажем так, "дыры" на карте превратился в государственное образование с достаточно мощной социально-экономической инфраструктурой. Дискутировать на эту тему бессмысленно. Кто реально дружит с логикой, тому ничего доказывать не надо. Для других же все упирается в проблему языка. Сюда добавляется экологическая проблематика.
– Плюс голодомор…
– Относительно голодомора надо четко уяснить, что здесь не обошлось без активного участия наших функционеров – партийных, советских, хозяйственных – из числа представителей коренной национальности. Но это другая и очень большая тема.
Ну, так вот, поскольку при обсуждении советского периода нашей истории вопросы социально-экономического развития остаются за рамками дискуссии, то старшее поколение под влиянием новых "веяний" стало испытывать некий комплекс неполноценности: как это мы оставили своим детям, говоря образно, такую вот заброшенную языковую сферу?..
Тут есть некий парадокс. У нас никогда не пытаются оценивать историю с объективных позиций, со всеми плюсами и минусами. Обязательно выискивается какая-то фигурка, достойная восхищения. Происходит героизация если не отдельных исторических периодов, то обязательно отдельных персонажей. Хотя если оценивать в контексте тех или иных событий то, как эти персонажи себя вели, картинка получается несколько иной. Когда одновременно героизируются абсолютно антагонистические деятели, причем зачастую одними и теми же людьми, восприятие истории и отношение к ней получаются несколько нелепыми.
Еще нелепее выглядит то, как многие в прошлом высокопоставленные функционеры стали сегодня позиционировать себя в качестве принципиальных борцов с советским наследием. Причем речь идет даже не об эпохе перестройки, а о более раннем периоде. Читая пышно расцветшую псевдоисторическую мемуаристику, выясняешь, что многолетний заведующий кафедрой марксизма-ленинизма все это время тайно ненавидел советскую власть и, более того, изо всех сил с ней боролся. Или какой-нибудь партийный функционер, долгие годы успешно продвигавшийся по номенклатурной лестнице, вещавший с высоких трибун, вдруг начинает отрицать весь тот путь, который прошли республика, ее народ и элиты за годы советской власти. Еще смешнее, что когда на всякого рода тоях начинают перечислять их прежние заслуги, никто из них ни от чего не отрекается. То есть, свои заслуги они признают, но в целом всю политику тех лет отрицают. Вот такой шизофренический подход очень характерен и определяет состояние дел в идеологической сфере.
У нового поколения свои "измы" в голове. Тут проблема в разнице между нынешним положением в стране и той эйфорией, которой многие были охвачены на заре независимости. С этим получился небольшой афронт. Помните, как все мы были уверены, что уже "завтра" станем новым азиатским "тигром", которым будет восхищаться если не весь мир, то хотя бы наши соседи? А что мы имеем в итоге? Сырьевую экономику с достаточно высоким уровнем коррупции, с массой нерешенных социальных проблем, причем как раз таки в этой сфере мы очень быстро профукали все советское наследие. Приплюсуем сюда падающий уровень образования, вопиющую некомпетентность госаппарата, нарастание конфликтного потенциала в различных сферах жизни. На этом фоне вполне логично возникает вопрос: кто виноват?
Для молодого поколения, которое выросло в атмосфере идеализации своих соплеменников, не возникает вопроса, почему их современники-руководители не ведут себя так, как должны были бы согласно внедряемым представлениям. И когда начинается поиск виноватых, то самое простое – свалить все на "колонизаторов" и тех, кто до сих пор эту политику проводит. Потому что искать причины проблем в собственных соотечественниках, в собственном менталитете никто не желает. Откровенно говоря, никто и не хочет смотреть правде в глаза. Потому что картина-то не самая радужная. Поэтому самый простой способ – это поиск виноватых на стороне.

Кто преступник, а кто герой?
– Жанаозенские события обсуждались и обсуждаются очень бурно. При этом можно заметить следующий феномен. Если абстрагироваться от экзальтации прооппозиционно настроенной общественности в русскоязычном Инете, то в сухом остатке останутся только те материалы, которые можно считать аналитическими. А в казахском сегменте Инета превалирует однозначно трагическая трактовка этих событий, без всяких попыток анализа. Чем можно объяснить такую разницу в подходах к восприятию природы случившегося в Жанаозене?
– О разнице подходов в казахскоязычной и русскоязычной прессе можно говорить долго. Если русскоязычная пресса склонна погружаться в те или иные проблемы, изучать их, выводить в дискуссионную плоскость, пытаться искать рациональное зерно, то казахская пресса тяготеет более к эмоциональному восприятию рассматриваемых событий.
Да, безусловно, это трагедия. Но искать здесь кого-то, кто однозначно виноват в трагедии, или, наоборот, делать из кого-то героев, по меньшей мере, глупо. Потому что, сразу застолбив некие штампы, мы так или иначе заранее обрекаем себя на однобокость оценок. А надо взглянуть на ситуацию в целом.
Те, кто провоцировал события, таковыми себя не считают. Те, из-за чьей некомпетентности ситуация в регионе за последние годы дошла до ручки, тоже не считают себя в чем-то виновными. Проблему можно было бы решить, если бы все оставались в правовом поле. Главный урок, который необходимо извлечь из этой трагедии, состоит в том, что в следующий раз прежде чем что-либо сказать или сделать, стоит элементарно задуматься о возможных последствиях.
– Кому в первую очередь?
– Всем. Да, случились жертвы. В неменьшей степени пострадали семьи, которые потеряли близких. Но эти люди пришли на площадь не для мирной демонстрации…
– Стоп-стоп. Они несколько месяцев стояли, сидели, лежали на этой площади, никого не провоцируя.
– Есть определенный порядок решения трудовых споров. Он соблюден не был. Так?
– Кем?
– В данном случае работниками.
– Забастовщиками?
– Да. После их увольнения компания-работодатель осталась в правовом поле. То, что с бастовавшими велись дальнейшие переговоры, свидетельствует о том, что к силовому варианту никто не готовился. Понятно, что проблема лежала вне пределов компетенции местного акимата, местных профсоюзов или работодателя, но это часто упускают из вида. Вопросами местного рынка труда в специфических условиях Мангистауской области никто особенно не занимался. В Жанаозене проявилась масса проблем, свойственных не только данному региону. Местная специфика их обострила до крайности. Вместо того, чтобы решать их системно, у нас зачастую пытаются делать это частичными мерами или полумерами, чередуя кнут и пряник.
Кто виноват в человеческих жертвах? Здесь несут ответственность те представители правоохранительных органов, которые вышли за рамки выполнения своих профессиональных обязанностей. Но был ли в той ситуации у них выбор? Сейчас об этом можно рассуждать сколько угодно. Но ведь речь шла не о разгоне мирной демонстрации, а о подавлении массовых беспорядков с хулиганством, грабежами и поджогами. Поэтому когда мы будем говорить только о конкретных событиях 16 декабря, то давайте рассматривать их только с правовой точки зрения.

- Почему Жанаозен, вместо того чтобы стать символом мощи государства, превратился в «величайшую трагедию» казахской нации?
- Потому что в этой ситуации искать виновных на стороне уже бессмысленно. Это проблема уже внутренняя. В печати писали: «Казах поджигает дом казаха! Казах стрелял в казаха!» Можно спорить о причинах. Но корни жанаозенского кризиса - внутринациональные. И конфликт этот - внутринациональный.
В то же время, внутриказахские проблемы по своей природе не уникальны, с точки зрения мирового опыта. Вся загвоздка в том, что мы впервые столкнулись с тем, что в таком массовом порядке происходят разборки такого уровня между представителями коренной национальности. Да, это трагично, но это не уникально.
Обретя независимость, Казахстан взял на себя ответственность за свою собственную судьбу, за решение собственных проблем. Теперь не прибегут никакие добрые дядюшки из Москвы, Вашингтона или Пекина и не порешат все это. Можно обращаться в международные инстанции, но решать коммунальные проблемы отдельно взятого гражданина никто из них не собирается. Поэтому, взяв на себя ответственность, нужно нести ее до конца.
В Жанаозене случилась трагедия. И отдавая дань памяти жертвам, необходимо не забывать, что ответственность за это несут все. И пытаться переложить ее на кого-то со стороны, бессмысленно.

  

27.04.12  Дальше – меньше
26.04.12  Казахи за независимость не боролись
09.02.12  Госслужба как национальная идея
30.01.12  Пришли ровные, взвешенные политики
27.01.12  Случайные люди в парламент не попадают
27.01.12  А пряников сладких всегда не хватает на всех…
26.01.12  Уроки Жанаозена
23.01.12  Уход Кожамжарова – попытка перезагрузить всю систему
12.01.12  Кандидатский максимум
10.01.12  Лакмусовая бумажка

ПубликацииК читателям!Об автореО КазахстанеКниги

nomad.su centrasia.org ofstrategy.kz Top.Mail.Ru